Осока старается избегать комнаты Шакалов. Зализывает раны – Свинец и прежде-то не блистал доброжелательностью, но с этим взлетом и вовсе потерял остатки совести. Последние две ночи рыжая из чистой вредности укладывалась спать на кровати Скунса, не вникавшего в то, с чего это девица вожака решила почтить его своим особым вниманием, и вообще сваливавшего к чертям из комнаты.
Осоке плевать – вот только постоянно вздергивать носик становится все сложнее. Обычно в таких случаях она удирает в Наружность, только спустя два дня после возвращения это станет слишком очевидной трусостью.
И она просто уходит из комнаты, часами бродит по коридорам, как тень. Ее никто не трогает – знают уже, что ее частенько так мотает. Не знают только, почему. Свои девичьи тайны Осока не поверяет ни одной живой душе.
С уходом Фенрира для нее не поменялось ровным счетом ничего в лучшую сторону. Прежде у нее было хоть какое-то устойчивое положение – а теперь приходится постоянно гадать, что еще нельзя. Осока умом понимает, что так правильнее – Фенрир не смотрел по сторонам и где он сейчас? Только глупое сердце воет надсаднее и сильнее от того, что раньше можно было заползти в чужую подушку и забиться в угол, прячась от всех – а теперь лишили и этого убежища.
Теперь нужно постоянно быть начеку, постоянно следить за ситуацией. Учиться огибать острые углы.. Хотя зачем врать, Осока нарывается на них, в надежде получить хоть что-то для себя.
Сейчас она сама не понимает, как ноги заносят ее к Могильнику. Осока ничего не испытывает к Фенриру. Ни жалости, ни сочувствия, ни сожаления. Слишком сильна любовь к тому, кто это сотворил. Ей все равно, что с ним – карта его бита, даже если он выйдет из этих белых стен и холода, он все равно исчезнет. Если не физически – то как личность. Фенрир, вожак шакалов, уже мертв, а с тем, новым Фенриром ее ничего не связывает.
Осока не собирается входить. Она просто съезжает по стенке и усаживается прямо на пол у дверей, поджидая выход Мышеловки. Весь Дом гудит, что она тут днюет и ночует, уходя только по приказу Пауков.
Мысли невольно возвращаются к рыжеволосому мертвецу. Осока кусает губы, думая – больно ли падать. Больно ли, когда в тебе уже нечему болеть. Больно ли бывает, когда достигается предел боли. Она знает, что Свинец жесток. Она знает, что он умеет причинять боль с огромной изобретательностью. Машинально зажимает пальцами другой руки собственный ожог, уже постепенно превращающийся в розовую обновленную кожу.
Осока криво усмехается, понимая, что сидеть придется долго – она знает, что Мышеловка умеет быть настойчивой. Хватило ей смелости пойти за проигравшим, достанет и на глупых Пауков.
Могильника рыжая боится, предпочитая захлебываться кровавым кашлем в умывальниках, но только не сдаваться этим существам с тонкими трубками капельниц вместо пальцев и предположениями, что скоро ей придется снова оказаться на операционном столе.
Осока давно знает, что вставленный в нее чужеродный фрагмент перестает спасать ее и с каждым годом рушит родные ткани все больше. Но убегает даже от мыслей, что нужно спасаться. Боль в груди и одышка, кровь на губах и невозможность даже сделать вдох полными легкими – все это стало для нее признаками жизни.
Осока поджимает колени, укладывает на них вытянутые руки, наклоняет голову на собственное плечо. Как встретит ее Мышеловка? Уж навряд ли, как прежде. Но больше Осоке некуда податься.
Стая Шакалов для Мышеловки всегда была домом. Она приживалась там, словно была с ними всегда. Да и была ведь, когда сама Осока стала всего лишь тем же чужеродным фрагментом, вселенным насильно, как кусочек искусственных тканей в ней самой.
Осока не знает, что хочет спросить или сказать. Просто ждет, стараясь не обращать внимания ни на снующих воспитанников, ни на молчаливых Пауков, от которых вздрагивают кончики пальцев.
Подпись автора
Тонут ведь не потому, что плавать не умеют. Тонут, когда нет сил оставаться на берегу.
+2
Профиль Осока
ЛС Осока
E-mail Осока
3
Понедельник, 12 января 04:03:26
Автор: Мышеловка
contra spem spero
● Пару слов о важном
● статус: воспитанница
● среда обитания: женская половина, №4
● диагноз: Врожденный порок сердца, хронические мигрени
● особенности: Прыгун
Мышеловка
вещицы на обмен: + +366 -
исписано стенок: 5303
в Наружности
Хватит.
В темноте не видно лиц, не видно очертаний. Не слышно запахов и не чувствуется боль – только тени мечутся, ломанные темные линии на непроглядном фоне.
Хватит!
Словно сквозь вату пробиваются звуки – знакомые до мельчайших оттенков звуки ударов: тяжелые, череда быстрых, снова тяжелые, косые, прямые, подсекающие, то глухие, то влажно хрустящие…
Хватит!!!
Мышеловка резко дергается и моргает: белизна Могильника плывет перед глазами. Отрывает гудящую голову от белоснежного покрывала; все тело затекло от неудобной позы на крошечном табурете. Она бы свернулась калачиком в ногах – да на узкой койке не поместишься так, чтоб ненароком не коснуться, не повредить. Кидает быстрый взгляд на непривычную, чужую маску из синих, желтых, фиолетовых опухших синяков, временно заменившую родное лицо. Спит. Опять. Или все еще? Он спит часами, сутками, накачанный спасительными препаратами. Она отключается по двадцать-тридцать минут, проваливаясь в тревожное беспамятство. Который сегодня день? Час?
Мигрень донимает так, что хоть вой. Медсестра с привычным обходом вкатывает скрипучую тележку, с лязгом опускает железный поднос с таблетками и стаканом воды. Да что ж ты так шумишь-то, паскуда. Кидает нервный, привычно раздраженный взгляд на «горе-сиделку».
- Учти, у меня тут все посчитано.
Ловка кивает, устало трет глаза, глядя как закрывается дверь палаты, и тут же крадет одну из россыпи, запивает двумя крошечными глотками. Ты ведь со мною поделишься, правда? Возвращается на свой пост, машинально, как заведенная, роняет голову на край постели. Выбившиеся медные пряди падают на глаза, хоть как-то расцвечивая осточертевший белый. Похрен, который час. Который день.
- Давай-давай, выметайся. Сию минуту. Чтоб до завтрашнего утра духу твоего здесь не было, слышишь? Нет. Нет, я все сказала. Давай, вон как раз время обеда. Иди, поешь, прими душ, ляг поспи наконец, упрямое ты создание! Все. Ты меня слушаешь вообще? Встала, ушла. Шустро.
В очередной раз едва ли не пинками выставленная за двери, Мышеловка выползает из Могильника со смесью облегчения и отвращения. Никак не привыкнуть, пусть и за всю жизнь, к этим изолированности и стерильности, к вони спирта и хлорки, к острому запаху болезни и безнадежности. Она выныривает в коридор измученной тенью: на бледном лице чернеют синяки под глазами, горят до ранок искусанные губы. Дверь в проходную Могильника захлопывается за спиною, и привычно шумный коридор тих и пуст – все смылись в столовую за тарелкой еле теплого супа. Все, кроме одной.
Мышеловка выхватывает картинку по частям – крашенные в огонь пряди, острые черты лица, отчаянный вопль татуировок, устало подпирающие стенку сутулые плечи. Смотрит, не мигая, несколько долгих секунд, терпеливо ждет в себе яростного желания нанести удар. Швырнуть об стену. Стесать костяшки, разбивая в кровь смазливую лисью мордашку. Заломить руку, с хрустом выгибая тонкие пальцы. Услышать крик боли.
Но ничего этого нет. Ни намека, ни желания, ни даже отрешенного «зачем». Еще позавчера она готова была кидаться на каждого второго. Кипела внутренним гневом и ночью разбила до гематомы кулак о стену. А сейчас в каждой клеточке тела дрожит не физическая – эмоциональная усталость; голова гудит набатом, и в груди едкая, черная, беспросветная пустота.
Ловка сползает по стенке напротив, копируя позу, упирается в стену затылком. На языке крутятся вопросы – и тут же тают, такие же пустые и ненужные, как и возможные ответы. Она смотрит Осоке в глаза, долго, словно пытаясь отыскать что-то в этом взгляде – но не находит.
- Поздравляю с повышением. Хотя не знаю, как раз тебя стоит ли поздравлять.
Голос звучит без агрессии, без сарказма. Хрипло, тихо, ровно. Ей еще предстоит научиться контролю. Раньше не приходилось, а теперь придется научиться запаивать чувства, отделять внутреннее от внешнего. А пока – лучше никого, никак. Она ни на шаг не отходила от Фенрира – но была и другая причина сутками не вылезать из проклятого Могильника. Лишь бы не смотреть, не видеть ничьих лиц. Любопытных, сочувствующих, злорадствующих, осуждающих, жалеющих…черт подери! Она не желала видеть никого, кроме Зверя и, пожалуй, Цветка; в переломные моменты лучше всего понимаешь, кто действительно близок, кто знает всю историю с самого начала и может искренне понять. Но больше всего она опасалась увидеть кого-то из стаи. Не их реакции боялась – своей. Вот только Осока… Осока для Ловки никогда не была Шакалом. Гостьей, разделившей общее право – да. Достаточно сильной, чтобы заслуживать уважения, и достаточно сломанной, чтобы понять, воспринимать как равную себе вне всяких иерархий и рамок.
Нет, Осока не была Шакалом. Всего лишь добровольной собственностью Свинца. Что хуже, Мышеловка еще не знала; варианта «лучше» не знала тоже. У рыжей напротив был уставший, какой-то побитый взгляд. Ни яда, ни радости, ни торжества.
- Король погиб, да здравствует король, - Ловка сухо закашлялась, сглотнула горчащую слюну, - Эта сказка дерьмово кончится. Увидишь.
Подпись автора
Все существует, пока кто-то об этом помнит.
+1
Профиль Мышеловка
ЛС Мышеловка
E-mail Мышеловка
4
Понедельник, 12 января 14:39:08
Автор: Осока
ведьма
● вереск
● статус: воспитанница
● среда обитания: женское крыло, комната 2
● диагноз: хроническая сердечная недостаточность
● особенности: Летун, Прыгун
Осока
вещицы на обмен: + +77 -
исписано стенок: 1271
в Наружности
Осока слышит и шаги, и голоса, среди которых нет знакомых – немудрено, Пауки же. Голову и глаза не поднимает, пока не слышит, как напротив сползает в такую же позу еще одна женская фигурка.
Мышеловка.
Вот и встретились. Что, даже не попытаешься меня убить?
Я бы попробовала.
Осока усмехается своим мыслям. Да, попыталась бы. Потому что можно было задеть Фенрира, задев Мышеловку.
А Свинца задеть через нее нельзя. Глупая месть бы вышла. Глупая и бессмысленная, потому что мстить нужно так, чтоб наверняка.
-Летуна высотой не напугаешь, - бросает Осока так же хрипло и ровно, оценивающе разглядывая девчонку напротив. Делить им нечего совершенно. Всегда было нечего. Даже сейчас, когда их развело по разные линии сторон, которые неминуемо столкнутся еще не раз. Осока не питает глупых надежд – вечного в Доме не бывает, ничего не остается на своих местах.
Раз – и перевернулось.
На вкрадчивое замечание рыжая только кривится. Ей-то что. Хотя да, спокойствия в ее жизни подуменьшилось, а раздражение значительно подросло.
Но она хоть не выглядит, как живой труп. А Мышеловке осталось до этого совсем немного. Скоро станет совсем похожа на своего полумертвого дружка. Осока тянется за спину, вслепую нашаривает клапан рюкзака, дергает и роется внутри, перебирая оставшиеся мелочи.
Не товар. Свое личное.
Под руки попадается сначала плотная прямоугольная коробка, обернутая шелестящей, скользящей пленкой. Непочатая пачка сигарет. Хороших, не чета Домовским. Принесла Свинцу, да отдавать не захотела.
Летун всегда отдает товар. Но вот подарки, когда ее пинают под ребра, не раздает.
Осока вытягивает, бросает на колени, снова тянется. Еще два плоских пакетика. Кофейные стики. Рыжей нельзя категорически – только плюет она на запреты, вот и носит.
Тоже бросает на колени. Пару секунд бездумно смотрит, потом сгребает все в кучу и запускает по полу в сторону Мышеловки.
Ей нужнее будет. Иначе скоро свалится, а она не заслужила.
Фенрир – заслужил. Стал слишком слабым и не заметил, не успел сбежать сам – вот и поплатился.
-А что здесь хорошо кончается? – смеется Осока, как-то надломано, надрывно. Поднимает руку с подживающим ожогом, показывает девчонке напротив. Обычно рыжая не откровенничает, но и это не совсем честность – раны на руках видны всем, другие раны нужно прятать подальше и не вздумать даже подумать о том, чтоб раскрыться.
Иначе не Могильник, а натуральная, самая настоящая могила.
Темная такая и очень тесная, теснее ярусных кроватей в шакальих Топях.
-Жив? – скорее безразлично и машинально, чем с искренним интересом и волнением кивает вбок, на двери паучьего обиталища – нужно же о чем-то спросить, для порядка. Понятно, что физически жив – трупы тут не держат.
Но жив ли там Фенрир?
А не безжизненное тело. Это Осоке такая красота понятна, другие находят в этом только боль и горечь.
Осока снова замолкает. Ни утешать, ни сочувствовать она не научена. Тем более, когда ей ровным счетом плевать на того, кто в центре событий.
Минуты две молчит, опустив голову. Потом медленно выпрямляется и даже руками опирается на пол, а не на колени. Щурится и тихо говорит:
-Обратного не будет.
Предупреждение-предостережение. Знак, что хоть она и делится кофе-сигаретами, но в друзья не просится и ничего благого с собой не несет.
Подпись автора
Тонут ведь не потому, что плавать не умеют. Тонут, когда нет сил оставаться на берегу.
+1
Профиль Осока
ЛС Осока
E-mail Осока
5
Воскресенье, 18 января 02:12:12
Автор: Мышеловка
contra spem spero
● Пару слов о важном
● статус: воспитанница
● среда обитания: женская половина, №4
● диагноз: Врожденный порок сердца, хронические мигрени
● особенности: Прыгун
Мышеловка
вещицы на обмен: + +366 -
исписано стенок: 5303
в Наружности
Щелк. Щелк. Щелк. Старые лампы трещат и мигают, то озаряя короткий перешеек между Могильником и Домом мертвым белесым светом, то снова погружая в привычный полумрак. Они играют в гляделки – но взгляды порой говорят правдивее слов. Вот Осока выхвачена бликом, а вот снова в тени. Вот Мышеловка – цветное пятно на бледном фоне, а вот снова незаметный силуэт в сумраке. Темно-светло. Хорошо-плохо. Ловка ненавидела этот перешеек – здесь всегда мигали лампы, разделяя мир на контрасты. И врали. Мир невозможно поделить на черно-белое. Он темно-серый. Весь, без остатка. Дом в этом смысле был куда правдивее, но сейчас это место словно насмехалось над ними обеими. Светлый-темный, хороший-плохой, прав-виноват. Щелк. Щелк. Щелк.
Она зажмуривается – сильно, до пестрых мушек перед закрытыми веками – и медленно выдыхает. Один, два, три… на «десять» спокойно открывает глаза, все еще натянутая, как струнка, но собранная, на временной границе внутреннего равновесия. Простое упражнение. Никакого взрыва эмоций. На них она просто не имеет сейчас права.
Пальцы дрожат – чуть сильнее обычного, но да кому какое дело. Нервы, переутомление, с кем не бывает. Кофе хочется ужасно, до одури. Зажевать всухую десяток стикеров. Выпалить легкие никотином до состояния, когда свежий воздух покажется ядом. Девушка поднимает взгляд – жесткий, холодный. Тонкая ладошка на миг зависает над упаковкой и решительно отодвигает все вместе обратно. Ей не нужны подачки. Ни от врагов, ни от своих. Она все еще Мышеловка. Гордая, да? Кривит губы, едва заметно отрицательно качает головой. Ей не нужна ничья жалость. В конце концов, это не она лежит под сотней трубок, не в силах пошевелиться. Она сама со всем справится. Го-о-ордая. Ну и дура.
Осока смеется, протягивая запястье – коротким, безрадостным смешком обреченного. О да, она понимает. Она прекрасно знает, что это за бремя – делать выбор, зная, чем он обернется. Видя всю подноготную, все неутешительные последствия. Делать выбор самостоятельно, осмысленно – просто потому, что не можешь иначе. Это отдает фатализмом – но когда диктуют чувства, логика бессильна. Способность подчиниться им требует мужества. Разве сердце можно осуждать?
Нельзя. Равно как нельзя судить победителей и проигравших. Вот только честного поединка не было. Были подлая подстава и предательство. Что ты знаешь об этом, девочка-влюбленная-в-кошмары? Тебя настолько же не волнуют методы достижения цели?
Жив ли Фенрир? Она сама себя спрашивала, и для себя не находила ответа. Вот только посторонних это больше не касается.
- А что, добить послали? – Мышеловка желчно усмехается, щурится на собеседницу. – Твой садист с подельниками постарались на славу. «Кружок юных инквизиторов», блять.
Она плюется фразами, но как-то беззлобно, скорее устало, ожесточенно. Осока не виновата. Знаешь ли ты, как изощряется твой любимый садист? Я видела, как он рос, милая. Я видела эту ненависть к миру в глазах. Ты ведь тоже видишь ее - вблизи? Ты слышишь ее в каждом выдохе? Ты ведь знаешь, она найдет выход наружу. Жертв будет больше, а ты всегда будешь первой. Хотя, все же – нет. Первым стал Фенрир.
Ловка снова делает спасительный «вдох-выдох», сжимает зубы. Слово «жертва» ядовитой змеею жалит язык. Подлое, слабое, унизительное. Почему? Почему он позволил сделать это с собою? Почему пустил все на самотек, пока не стало слишком поздно? Мышеловка любила возможность прикрикнуть, любила по-хозяйски покомандовать – но никогда не вмешивалась по-настоящему во внутренние разборки. Если ты вожак – ты вожак. Если ты лидер – ты лидер. Держишь ситуацию под контролем и несешь ответственность за стаю. Она брала с него пример. Она равнялась. На кого теперь? Мышеловка злилась, и злилась на себя за то, что злится, и путалась в чувствах, как неумеха - в сложном вязании. Почему он пропустил тот момент, когда Шакалы перестали признавать его абсолютный авторитет? Почему пропустила его она? Можно ли было все исправить? Нужно ли? Она ведь искренне считала их своей семьей – когда это перестало быть правдой? А теперь все разбилось вдребезги и полетело в тартарары, медленно пульсируя фантомной болью, едва различимою на фоне яркой, пекущей нынешней. Ее выбор лежал в палате за стенкою и не желал жить. А напротив сидела та, в чьи руки автоматически перешло мышеловкино разбитое прошлое. Их вытряхнули из привычного кокона и поставили по обе стороны зеркала, смотреться в одно отражение из двух разделенных реальностей. Нравилось ли это Ловке? Нравилось ли Осоке? Их никто не спрашивал.
Но Мышеловка скучала. Скучала по жизни, в которой не нужно было ненавидеть.
- Что там…в стае? Все со страху засунули языки в задницы, или им действительно плевать? – она спрашивала, уже зная ответ, и внутри все сжималось холодным гневом.
– Свора. Обыкновенная свора.
Подпись автора
Все существует, пока кто-то об этом помнит.
+1
Профиль Мышеловка
ЛС Мышеловка
E-mail Мышеловка
6
Воскресенье, 18 января 17:27:21
Автор: Осока
ведьма
● вереск
● статус: воспитанница
● среда обитания: женское крыло, комната 2
● диагноз: хроническая сердечная недостаточность
● особенности: Летун, Прыгун
Осока
вещицы на обмен: + +77 -
исписано стенок: 1271
в Наружности
Осока не обижается. Ни на тон, ни на отказ от подарка. К сиротливо лежащим на полу пачке сигарет и стиках рыжая даже не тянется. Она свой ход сделала – и предложение снимать не собиралась.
Хотя сама бы не взяла ни за что. Тем более, из рук теперь уже совсем чужака.
Не то, чтобы атмосфера накалялась. Просто становилось с каждой минутой все более тошно. Все прекрасно понимают, что происходит. Все прекрасно понимают, что ничего не вернется.
Но только одна из них наверняка хотела бы вернуть все обратно.
И это – не Осока. Она ничего не знает. И в первую очередь не знает, что ей самой нужно хотеть. Что ей до места вожака? Или вожачьей девчонки? Командовать шакальей сворой она не начнет, где бы ни оказалась, – ей это просто ни к чему.
Предложение-предположение о том, что ее выбрали на роль палача, пусть и шутливое, отдает одновременно горечью и ядом. Глупое предположение – но Осока не реагирует на него, как должно быть.
-Думаешь, доверили бы? – протягивает неспещно рыжая, запускает пальцы в волосы, трет виски, в которых начинает скапливаться боль. От усталости, от непривычного напряжения, от невозможности спрятаться туда, где не будет стоять в центре всего переворот в стае.
Впрочем, одно цепляет. Мысли о том, что такое лететь вниз, что такое разбиться, Осоку не покидают с того самого момента, как она сама чувствовала под лопатками ничто, пустоту. Осока готова поклясться, что Свинец не стал бы ни с кем делить это чувство. То, что не было зрителей, спасло ее, но Фенрира спасать было некому.
-Кружок? – фыркает девушка, не скрывая сарказма. – Разве что сольный мастер-класс с элементами шоу.
Стая.. Вопрос, которого не могло быть. И не должно было быть. Это она, Мышеловка, часть стаи, завсегдатай комнаты, заводила и порой эпицентр шума, неизменная спутница Фенрира, была всегда в центре внимания. А теперь – задает вопросы, то ли не решаясь сунуться, то ли просто презирая тех, кто даже не подумал поддержать бывшего вожака. Осока знает, что там уважают только силу, поэтому никогда не препятствует Свинцу демонстрировать свою власть. Над ней, в том числе. Слабость стоит проявить только раз, второго не потребуется.
-Свинец, Барон, Скунс, - короткой очередью выдает Осока список нынешних лидеров в порядке слушаемости. Не удерживается от очередного смешка – Скунс-то комнаты, благодаря ей самой избегает. – Как будто так всегда и было, - девушка режет по живому, не дает расползтись никакой ложной надежде. Они уже все жили в бесконечной сказочной стране, когда не видели в упор разлагающегося авторитета прошлого вожака. Дожились до того, что мир встал с ног на голову так мгновенно, что осознать этого никто не успел. Кроме тех, кто нынче возглавил стаю.
-Ничего не изменилось, - Осока смотрит на Мышеловку немигающим взглядом, пытаясь прочесть мысли. Изнутри наверное не было видно, что приучив стаю безропотно идти за сильнейшим, Фенрир сам подтолкнул их к тому, чтоб искать всегда главного, не пытаться сохранить что-либо, ценить и уважать только силу.
-Выйдет – не пускай обратно, - Осока не должна была предупреждать, но предупреждает. Свинец – мстительный и жестокий, не сумеет удержаться, никогда не забудет, кем Фенрир был, и даже если последний будет облизывать ему ботинки – найдет, к чему привязаться. Звезды ли станут не в ту позицию, кашу дадут невкусную, сигарета сломается, зажигалка пропадет – виновника он найдет мгновенно.
И это бдение у Могильника покажется тогда Мышеловке праздником.
Потому что есть сейчас возле кого сидеть.
-А сигареты и кофе возьми. Подарок, не подачка, - отводя взгляд в сторону, бросает Осока.
Подпись автора
Тонут ведь не потому, что плавать не умеют. Тонут, когда нет сил оставаться на берегу.
+1
Профиль Осока
ЛС Осока
E-mail Осока
7
Четверг, 22 января 05:18:47
Автор: Мышеловка
contra spem spero
● Пару слов о важном
● статус: воспитанница
● среда обитания: женская половина, №4
● диагноз: Врожденный порок сердца, хронические мигрени
● особенности: Прыгун
Мышеловка
вещицы на обмен: + +366 -
исписано стенок: 5303
в Наружности
- Свинец, Барон, Скунс, - эхом повторяет Мышеловка, по-своему трактуя перечисленный список имен, - Не сходится. Барон руки марать не станет. Скунс… вот же ж ублюдок! Но этого мало. Двоих было бы мало.
Она бормочет в размышлении, ни к кому конкретно не обращаясь. Осока не в курсе сути дела; она никогда не вникала. Эта холодная отстраненность всегда держала между девушкой и Шакалами какую-то внутреннюю дистанцию, заодно подписывая негласных пакт о невмешательстве. Быть может, это выручит е впоследствии. Не даст повторить Ловкиной оплошности. Не даст привязаться.
Выродки. Ни веры, чести, ни верности. Одним словом – настоящие шакалы. Как ей это нравилось в детстве! И грубость, и резкость, и решение всех вопросов кулаками, и упрямый напор, и опыт, что если не все – то большинство проблем решает банальная сила. Это казалось таким естественным, таким настоящим. Она была такой же – такою же, вроде бы, и осталась? Формулировка вертелась на языке, готовая оформиться в мысль, но неизбежно соскальзывала, не давалась к пониманию. Что такого разного в них оказалось? В какой момент покатились по разным дорожкам? Даже пытаясь осмыслить, вытащить себя из фокуса событий и поставить на место стороннего наблюдателя, Мышеловка все равно не могла смириться. Сама мысль о том, что можно вот так мерзко и жестоко обойтись с собственным вожаком претила до зуда в ладонях. Что там Осока говорила про соло? Она не понимает, мало кто вообще понимает. Это не обычная драка, в которой сильный соперник побеждает слабого.
Ловка видела количество и характер повреждений. Прекрасно зная и как дерется Фенрир, и как дерется Свинец, нетрудно сделать выводы. Сколько всего было нападавших – трое, четверо? Да кем же надо быть, чтобы настолько поиздеваться над человеческим телом. К горлу снова подкатила тошнотворная волна гнева, пульс ударил по вискам. Мерзко – еще и оттого, что разница между видимостью и тем, что произошло на самом деле режет по живому своей неприглядностью.
К черту! Мышеловка резко раздраженно выдохнула, прогнулась, хрустнула позвонками, запрокинула голову. Хотелось просто вылезти из этого паскудства, которого в последние несколько суток стало невыносимо много, выше макушки, уже и не видно нихрена, и дышать в нем невозможно. Она часто-часто заморгала, наводя резкость: взгляд то плывет, то снова фокусируется на новой шакальей королеве, в адрес которой – как ни досадно - не получается родить ничего, кроме опустошенной усталости.
- Обратно? Да с какого бы хрена, - Ловка не выдерживает и хрипло смеется, - Обратно! - она жестко усмехается, прицокивает языком, - Ты его плохо знаешь.
А я знаю хорошо. Слишком хорошо. Лучше, чем кто бы то ни было. Наверное, из-за этого настолько больно.
Мимо со скрипом проезжает маленькая колясница. Зыркает опасливо-беспокойно на двух взрослых девушек с их взрослыми секретами, словно постовые подпирающих стены по обе стороны прохода, и скрывается за дверью Могильника. Из приоткрытой щели тянет спиртом и хлоркой. Мышеловка опускает голову к коленям, несильно надавливает пальцами на веки. Черт подери. Очнись же, Ловка, хоть на час. Дом не ограничен стенами Топей. Жизнь Дома не замыкается на жизни Шакалов – равно как и на фенрировой, и на ее собственной. Соберись и харош нюни распускать, да перед кем еще!
- Ладно. Проехали. Как минимум на территории женской половины нас по-прежнему ничто не делит. Господи, как же меня ебет все это дерьмо! – Мышеловка рывком поднялась, одной рукою сгребая с пола несчастную пачку. – Кто там сегодня в столовке на раздаче? Надо выбить порцию нам-любимым-опоздавшим.
Она решительно обернулась спиною к обшарпанной белой двери, вздернула подбородок. Это правда, надо привести себя в порядок. Но мысли упорно возвращались к палате, к переломам, к кошмару. Сердце болезненно дернуло. Она уже знала, что слишком скоро вернется.
Подпись автора
Все существует, пока кто-то об этом помнит.
0
Профиль Мышеловка
ЛС Мышеловка
E-mail Мышеловка
8
Среда, 4 февраля 21:50:48
Автор: Осока
ведьма
● вереск
● статус: воспитанница
● среда обитания: женское крыло, комната 2
● диагноз: хроническая сердечная недостаточность
● особенности: Летун, Прыгун
Осока
вещицы на обмен: + +77 -
исписано стенок: 1271
в Наружности
Осока с трудом слышит, что бормочет Ловка, но зачем-то напрягает слух, силясь разобрать. О, у нее бы нашлось что сказать насчет Барона, насчет этой хитрой скотины – но она молчит, потому что играть против Барона приравнено к игре против Свинца, а она слишком любит его. Поэтому вся личная месть отменяется. Как бы не мечталось и не ждалось – связаны они крепко.
Осока хмуро кивает головой своим мыслям, с облегчением видя, как Мышеловка поддается своему гневу. Гнев – это хорошо. Гнев проходит, за ним редко следует месть, которая приведет только к нескончаемой страже у Могильника. Если не к проводам из Дома…
Осока жестокая и глупая, но справедливость для нее не стоит ничего сама по себе. Все эти глупые правила – они не работают, когда реально нужно. Помогла Фенриру его хваленая честность? Осоку царапает уже проговоренная мысль Мышеловки, что Скунса бы не хватило. Ей даже становится интересно, что с бывшим вожаком такого сотворили. Абсолютно ненормальный интерес, но кто сказал, что она все еще не свихнулась?
Нужно узнать. Не для того, чтоб кому-то рассказывать, не для того, чтоб оспаривать или презрительно сморщить нос – в борьбе хороши все средства. Просто боль и ее причинение для Осоки давно уже не являются запретной темой.
-Ты права, не знаю, - спокойно соглашается Осока, не пытаясь доказать свою осведомленность. Она не слепая, наблюдает давно, но и впрямь – чужая душа потемки, кто его знает, что там творится в ее глубинах и какие демоны получили там постоянную прописку. Жалко-то ей по большей части саму Мышеловку, вынужденную страдать то внутри, то под стенами Могильника, терзая саму себя и Пауков.
-Идет, - от деловитого раздела сфер влияния Осока подмывает хохотнуть и предложить обменяться клятвами на крови. О непричинении вреда и о чем там еще принято договариваться в таких ситуациях. Хотя, в таких ситуациях принято вцепляться друг другу в волосы и с диким визгом кататься по полу, так что искать опыта у других не стоит.
Перспектива тащиться в столовку и есть в принципе не вызывает у рыжей ни малейшего энтузиазма, поэтому она с чистой совестью отталкивается локтями от стены и поднимается на ноги.
Вместо прощальной речи звучит короткий кивок и Осока исчезает в бесконечном лабиринте домовских коридоров.
