ЭПИЗОД МЕСЯЦА
Дом раскисал под осенними дождями и кое-где осыпался. Сегодня жертвой непогоды стала эта слепая кишка, упирающаяся в тупик, наглухо замурованная ещё сотню лет назад. Обвалился пласт штукатурки – ничего особенного, никого не задело, обошлось, но все усиленно препарировали мусор. Потому что в осколках – пятна красок и обрывки линий, как оказалось позже – кусочки мозаики, старого рисунка, оставленного здесь кем-то когда-то зачем-то. Картинка была мрачной, несмотря на обилие цвета и форм и отсутствия внятного сюжета: спирали и закорючки сплетались вместе в причудливую кислотную геометрию, по лабиринтам узоров бродили странные животные – безликие химеры, все с разным количеством лап, хвостов и голов. Всё вместе напоминало траурную вязанку крысиного короля. Картинка была нездоровой. Старой. И смутно знакомой: внизу невнятная подпись, угадать которую могли лишь те, кто знал Дом с малолетства. Фреска со стенки – этакая невидаль для отупевшего по осени домовского люда. Дети принялись растаскивать её по кусочкам, они уносили Историю в полной горсти, рассовывая по карманам, ещё не зная, зачем спасают, но чувствуя – это очень-очень важно, спрятать фреску, пока не пришли глупые взрослые. Дело не в красоте – их стены и без того кренятся во все стороны под натиском надписей и рисунков. И даже не в древности находки. А в колесе, которое – они знают – надвигается на них, и с наступлением лета раздавит и подомнёт под себя. Каждая спица этого колеса – безликая химера. Сорока-Ворона унёс картинку в себе. Передал маленькому вихрастому мальчику из далёкого прошлого: там уж точно никто не найдёт.
ИНФОРМАЦИОННЫЙ СТЕНД
набор видящих временно приостановлен
гостевая книга •
о Доме и обо всем •
мужская половина •
женская половина •
план здания •
сюжет и f.a.q •
занятые внешности •
стайность и группы •
♦16 ноября 16: введен упрощенный шаблон анкеты для нпс персонажей; для игры необходима регистрация одноименного ника. все подробности акции уточнять у администраторов.
♦ 19 сентября 16: у нас новый дизайн! выловленных блох направляйте прямехонько по адресу Бастарда.
♦ 18 марта 16: теперь нас можно читать без смс и регистрации! для этого вам всего-то и нужно, что зайти под ником Читатель и ввести простой пароль 1234, и наслаждаться красочными постами и феерическими отыгрышами.
♦ 20 декабря 15: yне забывайте сообщать нам о npc, которых вы упоминаете в своих отыгрышах, но не желаете вводить полноценными персонажами, - мы внесем их в базу данных. еще раз напоминаем, что на нашей ролевой разрешено регистрировать ники только кириллицей.
♦ 1 декабря 15: ролевая официально объявляется открытой, однако текстовое наполнение и добавление графического контента все еще активно идет. За пожелания и предложения, а также просто за мнения и активность будем целовать в обе щеки и награждать ананасовыми леденцами.
АДМИНИСТРАЦИЯ И МОДЕРАЦИЯ
бастард никто пастырь эхо имя игрока имя игрока
☽ HOME'OSTASIS - НАША ГРУППА ВКОНТАКТЕ ☾
ФОРУМ ВОСПИТАННИКИ ПОИСК ПРОФИЛЬ ВЫХОД
новые сообщения активные темы ответы темы без ответов мои сообщения мои загрузки всё прочитано
Приветствуем в Серодомье, Читатель.
Последний раз вы возвращались из Наружности - Сегодня 09:25.
» home'ostasis » темная сторона » Тротиловые сказки
тротиловые сказки
Страница: 1Тема закрыта
124 августа 17:57
СОРОКА–ВОРОНА
сова или жаворонок
ссылка на анкету;
хронология; отношения;
♦ статус: воспитанник
♦ место: видящие, тени
♦ диагноз: маниакально-депрессивное раст-во личности
♦ суть: летун
♦ метки в деле: I
Сорока–Ворона
исписано стенок: 1138
вещицы на обмен: +598
Кто держит твою руку, когда она тянет тебя ко дну?
ТРОТИЛОВЫЕ СКАЗКИ
♦ дата: Прошлый выпуск ♦ участники: Полоз, Вереск
Трое? Двое? Или один? Границы туманны. Более того – границы сказочны и имеют привкус дурман-травы. В погоне за миражом – вглубь, на запретную территорию плохих чудес, туда, где шумит Лес. В погоне за светом – на поверхность, судорожным вдохом из-под толщи воды. Кем ты хочешь быть? Рыбой, выброшенной прибоем на берег? Или легкокрылой птицей, камнем устремившейся на дно?
Крепко привязанный к кухонной табуретке,
Сидит безумец, который верит
Всему, до чего может дотронуться
(Его руки лежат на коленях)
ПрофильE-mail
225 августа 15:06
ПОЛОЗ
шаман
ссылка на анкету;
хронология; отношения;
♦ статус: воспитанник
♦ место: видящие, тени
♦ диагноз: маниакально-депрессивное раст-во личности
♦ суть: летун
♦ метки в деле: I
Аватар
исписано стенок: 1138
вещицы на обмен: +598
Они – дети цветов, райские птички, мэйк-лав-нот-вар, во имя Джа, их волшебный автобус ползёт по гнутой радуге-дуге, они несут в мир любовь. Они – проклятые калеки, дурное семя, которое растёт вниз, а не вверх, такое случается, да, но мир им этого не простит – нечего взять с них в час жатвы. У них – нерест в любое время года, потому что они свободны, и любовь их легка и понятна каждому: вперёд-назад, что ж тут сложного, вперёд-назад, раз-два, блаженный выдох. У них чуть меньше проблем, чем вообще нет. Они выдирают из учебников страницы, чтобы, хэй-хоп, скрутить цигарку-другую и впитать тайное знание до кости. Они делают магию из Могильных таблеток и заправляют в ноздри тротил. В прошлом месяце одного не стало. Конечно же, дело не в тротиле.
На них давно махнули рукой.
Кайя медленно гладит струны гитары, гитара протяжно урчит, этот звук рождает мигрени и полусон. Кайя хочет знать, когда закончатся её внутренние дожди, она просит шамана переменить внутри неё погоду. Ради этого она снова пропускает уроки, но чаша шамана по-прежнему молчит.
В комнате только Кайя, Полоз и дождь, который мерно капает с потолка в жестянку. Полоз, похожий на вигвам в этих своих цветных покрывалах, склонился над чашей, в чаше пенится, гуляет жертвенное молоко с капелькой Кайиной крови. По полу лениво ползёт дымный озноб – вокруг курятся-тают жёлтые идолы свечей.
– Не отвлекайся, – Полоз шлёпает Кайю по голому бедру. Смотрит сердито. И заставляет смотреть на него. Кайя не хочет, но глядит, губы у неё дрожат, а на ноге алеет его отпечаток. – Думай только об этом. Думай о своей грозе.
Лицо шамана половинчато. Его надвое делит серебряный шрам. Один глаз у него – змеиный, хищно-сизый, как вечерняя тень в высокой траве. Шаман длинен и тощ, под кожей его вьются тугие жилы, а когда он идёт, припадая на одну лапу, тень его шелушится. Кто-то считает, что дело в не до конца сброшенной коже. Кайя считает, что дело в шамане.
Вдруг Полоз резко вскинулся и схватил с подоконника свечу. Гитара испуганно взвизгнула. В одно мгновение свеча была обезглавлена, а потом заплясала в костистых пальцах. Из-под Полозовых рук вышел маленький восковой Адам – шаман крестил его в своей чаше и отдал Кайе.
– Держи. Он заберёт твою боль. Когда почернеет – растопи и выбрось.
Магия шамана всегда работала.
Когда Полоз ещё был Ужиком, он любил открывать тайные двери. Двери в пустые классы, на чердаки и в подвалы, иногда – двери в Чёрный Лес.
Из встреч с Лесом Ужик помнил мало: туман, слепые очертания, беспокойные тени и пруд. Мёртвая, глухая вода. Пыльное зеркало дрожащей глади в узорчатой раме камыша, зеркало, в котором отражалось не его лицо. Это место невозможно запомнить, потому что оно было похоже на сон. Однажды он пришёл туда с удочкой – тоненькая бамбуковая тросточка с леской и поплавком из пробки. И долго ждал, наблюдая, как поплавок спит на пруду.
Тишина качалась на серых мышиных спинках тумана. Голые ветви шкрябали о пустоту. Такое бесконечное мгновение, что одновременно тягостно и хорошо. Мальчик, который ловит в нигде ничего.
Спустя целое море несчитанных вдохов поплавок вздрогнул. Раз, другой, третий, с каждой судорогой уходя всё глубже под воду. Тишина взорвалась. Явился ветер, всклубил туман, разметал по небу серые облака. Мальчик дёрнул удочку на себя – леска натянулась, отчётливо зазвенела в воздухе, едва не порвалась. Мальчик упёрся пятками в землю. И, наконец, то, что тянуло леску, поддалось, и мальчик упал в траву.
Когда он поднялся, берег опять был тих. Только у самой воды слабо мерцало золотом что-то. Маленькая металлическая рыбка с человеческими глазами – мальчик вертел её в руках, в неверном свете казалось, будто эти глаза смотрят на него, не отрываясь. Ужик вздрогнул, когда за его спиной раздался голос.
– Это моё, – из-за границы тумана вышла девочка. С её волос капала вода. А руки у неё были холодные и скользкие. Глаза подёрнуты ряской. – Отдашь?
Он не отдал, потому что только с золотой рыбкой он мог сюда вернуться.
Крепко привязанный к кухонной табуретке,
Сидит безумец, который верит
Всему, до чего может дотронуться
(Его руки лежат на коленях)
ПрофильE-mail
328 августа 01:13
ВЕРЕСК
лучше всех на свете
ссылка на анкету;
хронология; отношения;
♦ статус: воспитанник
♦ место: Меченые
♦ диагноз: гемофилия, паралич нижних конечностей из-за оссифицирующего миозита
♦ суть: прыгун
♦ метки в деле: I
Аватар
исписано стенок: 1699
вещицы на обмен: +534
А вот девочка в папиной рубашке и чужих левисах,
Она зависает на неслышных другим голосах,
Она заплутала в каменных лесах как мустанги в ее волосах,
И она так непохожа на Люси в небесах.
Вереск всегда была дурой.
Нет, не так: ду-роч-кой, милой пустоголовой малышкой, ветер в голове, засахаренное - или плюшевое, черт его знает - сердце, рваные джинсы как хорошая замена кукольным платьицам - это красиво, слишком яркая помада для детского личика. Карамелизированный антивоенный манифест. Ребенок цветов - как все они, чуть больше, чем все они. Сумасшедшая, вечно накуренная - есть ли разница, если Вереск послушно-доверчиво пережевывает и глотает все, что ей положат в рот?
Цветы лучше пуль, а косячок лучше цветов.
Только не снимай свои розовые очки: испортишь все веселье.
Закрой глаза, не подсматривай! Скажи "А-а-а", ну же!
Это не страшно, что ты. Разве не веришь?
С нее спрашивали меньше, чем с кого-либо еще, но постоянно повторяли, что принцесса хрупких воздушных замков, сладко-розовых, как сахарная вата, купленная в сезон бродячих карнавалов и аттракционов, - плохая партия для шамана.
"Они просто завидуют," - уверенным выдохом-поцелуем в едва-едва выступающий бугорок шейного позвонка, руки лезут под тяжелое одеяло, потому что человеческое тело - ее тело - теплее, мягче, покорнее. "Завидуют - и боятся," - Вереск улыбается и кладет голову шаману на плечо, наблюдает за туманной комнатой из-за чужой спины.
Она умела ладить со змеями. С этим невольно приходилось считаться - и Полозу, и всем остальным.
Иногда Вереск высоко вскидывала голову, глубоко затягивалась и в упоении мешала слова с дымом, закрывая глаза и напрягая голосовые связки, подпевая далеким, но болезненно знакомым голосам с пластинок.
В такие моменты казалось, что дурочкой она только притворяется.
Кишка коридора ядовито пахнет свежей краской - почти не выветривающаяся и ставшая уже привычно-родной вонь накатывает волнами, усиливаясь по нарастающей на пути от кабинета к змеиному гнезду. Вереск знает, что если смотреть внимательней, то увидишь, как рисованные цветы у самой двери, ведущей во владения шамана, разрастаются в заколдованные сады шипов без роз, в которых могут водится тигры и спящие красавицы.
Она закрывает глаза и идет так некоторое время, рукою упираясь в стену - маслянисто-липкий ориентир. Пальцы забирают кусочки токсичного на память: красные вязкие пятна на коже чем-то напоминают загустевшую кровь.
Значит, сегодня у тигров явное преимущество.
Была и совсем другая стена - яркая, как новогодняя елочная игрушка, со светящимися мистической бирюзой вкраплениями и даже - только в самые важные дни - настоящими электрическими гирляндами, хлипко держащимися на сотне кусочков клейкой ленты или пластыря. Красивая стена; на нее было приятно смотреть, попивая колу с растворенной словно сахар кислотой.
Она подбиралась ко всем жилым комнатам на этом этаже, но к Полозу почему-то никогда не приводила.
Вереск крадет сигарету у встреченной в дверях Кайи и пятнает чужое запястье краской: знает - хоть и не должна - про ее дожди, и очень хочет подсмотреть, чем же, наконец, сменится гроза.
Цветочные девочки тоже умеют колдовать - немного, урывками. Вереску хватало, чтобы цепляться за цветастые клочки чужих снов.
Полоз никогда не говорил, хорошо это или плохо; Вереск решила для себя, что хорошо.
Комната туманится и плачет воском.
Вереск разувается у двери, чтобы пройти бесконечный путь от порога к задремавшей, недвижимой в своем полуживом оцепенении змеиной фигуре, погребенной под шерстяными одеялами. Пройти - и поцеловать в лоб, стереть отпечаток помады большим пальцем и опуститься рядом, близко-близко, чтобы слышать не дыхание, но пульс. Таково ее маленькое проявление любви.
- Ты вымотался.
У Вереска через тонкую ткань юбки просвечивают разодранные коленки.
Бывает, словно весна нагрянет,
И манит неба цветной дирижабль.
Но разве мы крысы, чтобы покинуть
Этот корабль?
Профиль
430 августа 18:31
ПОЛОЗ
шаман
ссылка на анкету;
хронология; отношения;
♦ статус: воспитанник
♦ место: видящие, тени
♦ диагноз: маниакально-депрессивное раст-во личности
♦ суть: летун
♦ метки в деле: I
Аватар
исписано стенок: 1138
вещицы на обмен: +598
Он возвращался снова и снова, пока его руки не поросли змеиной чешуёй. Девочка была и не была там. Её лицо не запоминалось, черты мазались, как на плохом фотоснимке, а голос звучал, словно из-под воды.
Полоз думает, что это была она. Дурочка, вечно пьяная розовыми мечтами – тогда, в тумане враждебного Леса, потом – в дрянной забегаловке на изнаночной стороне Дома, а теперь – прижалась тёплым боком, демонстрирует острые коленки в алых подтёках. Смотри, я никогда не вырасту. Глупый цветок, посланник вечного лета. Вереск. Полоз никогда её не звал, но был уверен, что приходит она на тусклое свечение нездешней магии у него на груди.
Рыбка-с-человечьим-взором. Полоз носил её на шее и никогда не снимал. Засаленный шнурок намекает, что талисман с ним очень давно. Пусть, думает Полоз, пусть он будет нашим маяком.
Маяк на самом деле был. Там, на Изнанке, куда шамана уносили бессловесные мантры. Маяк, как бычок огромной сигареты, воткнутой в песок, торчал у самой границы Леса, окруженный чёрной рекой и дальше не пускал. Может быть, он был там всегда, а может, чья-то невидимая рука воздвигла его в тот самый момент, когда мальчик со змеиным именем поднял с берега рыбку. Место встреч, То-Самое-Место, Наше Место: всё это – маяк, под которым глубже всего звучали поцелуи и дольше всего длились разговоры. У подножия маяка жил покой. Полоз был там с ней, и думал, что она – Вереск. Он совсем запутался. Что из всего – реальность? Кто такие Сны и где они водятся? Чья рука гладит по волосам? На вопросы она не отвечала, а губы её были прелой листвой, укрывавшей его изломанное тело. Что?.. Кто?.. Я?..
Разум Полоза похож на старое сито. Стальная проволока пристрастий и убеждений, всё остальное – дыры, дыры и дыры свистящей-плачущей-поющей темноты, которую нельзя заполнить ни наркотиками, ни чужими руками, ни временем. И Вереску доставалась сталь. И она могла её раскалить.
Что-то вроде воска.
Что-то вроде трагедии.
С Вереском он не такой, как всегда. С ней Полоз – улыбка и рваный смех, взгляд в розовую пустоту, которую она ему проповедует, и обнажённые границы надлома. Давай займёмся твоими воздушными замками, а завтра я вскрою кому-нибудь вены. И он, должно быть, вскрывал. На той стороне – на стороне извращённого, изглоданного и вывернутого наизнанку мира, который сделал его таким. На Изнанке.
Об этом они никогда не говорили. Им и без того было хорошо. Полоз не слушал, что говорят о Вереске другие – он сам всё знал, когда, как сейчас, впускал её в свой вымотанный мир.
– Ага, – соглашается Полоз. – Устал.
И приглашает её в свой вигвам. Как торговец сладостями, только вместо лакричной тянучки и сахара – горькие полынные леденцы и дым. Ты всё равно возьмёшь, потому что предлагают. А ему хотелось, чтобы Вереск предлагала сама.
У неё чудовищно тонкая шея. Шаман сжимает на белой коже пальцы и чувствует, что, приложи он чуть больше усилий, щёлкнула бы в руке непоправимость. Это его восхищает, это он готов принять за любовь. Тёмные мысли в светлое время – кто-то говорит, что у Полоза не всё хорошо с головой. Но он знает, что всё отлично, и чертит пацифик на стене кровью. Они сами ему разрешили. Потому что считают насилие над неизведанностью безвредной магией. Они – непуганое зверьё, святые люди, детишки-с-прозрачными-глазами, добровольно лезут хищнику в пасть. Шаман смеётся над ними: показывает зло и тут же отводит, словно играючи, а на самом деле…
…ты вымотался.
К нему приходят, чтобы расплатиться песнями, сигареткой или косячком – Кайя с грозами, Ван Гог с недобрым сном, Амарант с несчастной любовью. Сам Полоз теряет больше. В масштабах вселенной: меняет звезду на кусок космического мусора, бороздящего вечную ночь без цели и смысла. Худеет, мучается бессонницей, впитывает чужую боль.
Сейчас он падает на пол, увлекает Вереска за собой. На потолке нарисованы созвездия: Большая медведица, Кассиопея, Андромеда. Только кажется почему-то, что это – парад голых красавиц, выпуск Плейбоя за 19** год. Не романтика – животная необходимость, самая острая жажда свободы. Свечи плавятся и шепчут о смерти. А от Вереска пахнет краской, руки её багровеют уродливыми пятнами – Полоз трёт, колупает ногтями. Не сходит. Это почти больно, но руки у шамана тёплые.
– Ты не хочешь прогуляться?
Конечно, шаман говорит не об улице. Шаман приглашает в Не-Здесь.
Крепко привязанный к кухонной табуретке,
Сидит безумец, который верит
Всему, до чего может дотронуться
(Его руки лежат на коленях)
ПрофильE-mail
56 сентября 18:52
ВЕРЕСК
лучше всех на свете
ссылка на анкету;
хронология; отношения;
♦ статус: воспитанник
♦ место: Меченые
♦ диагноз: гемофилия, паралич нижних конечностей из-за оссифицирующего миозита
♦ суть: прыгун
♦ метки в деле: I
Аватар
исписано стенок: 1699
вещицы на обмен: +534
Тяжелая хватка, пальцы сдавливают шею чуть пониже затылка, поцелуи отдают горечью и дурманом, ржавым алкогольно-кровавым привкусом (последний Вереск, конечно, придумывает, не полностью отдавая себе в этом отчета; дорисованная в сознании реальность - красочная картинка, безоговорочно верить которой вошло в привычку): Полоз приглашает в другой мир - мир, который он прячет за неприветливо колючим теплом одеял, держит у самого сердца. Романтика с гноящимся надломом, немного ядовитая и немного неправильная.
Вереску это нравится, Вереска это увлекает: так ярко, так до остроты четко, непохоже на ее бледно-розовые замки. Она прижимается к змею вплотную, утыкаясь подбородком в его ключицу, и чувствует тяжелый звериный запах свалявшейся шерсти и запекшейся крови, запутавшийся в одном из покрывал; чувствует жар раскаленных углей, запрятанных у шамана в грудной клетке.
Колдовство разума: самые жуткие и самые притягательные сказки - бросься с головой в омут - всегда о нем. Вереск не рассказывает эти истории никому, потому что не хочет разрушать их зыбкую схожесть с настоящим.
Потолок - красочная звездная карта, фосфоресцирующие точки небесных светил и ломанные линии; странная геометрия, за которой прячутся боги, люди и дикие звери. Вереск помнит, как скрупулезно работал Коперник над этим взглядом-в-космос и как долго он упрашивал каждого встреченного художника прочертить пастельные силуэты Волопаса и Гончих Псов, обеих Медведиц и Лебедя.
Искусственное небо ей, вообще-то, не нравится; гораздо лучше было бы проломить потолок до самой крыши, чтобы видеть сверкающую бездну воочию - никаких глупых картинок и неестественных угловатостей.
Вереск обязательно скажет об этом шаману. Может, не сейчас, но скажет.
Объятия Полоза - что-то среднее между коконом и колыбелью.
Вереск морщится и стискивает зубы, когда шаман сдирает с нее следы чужих рисунков и слов. Неприятно, даже больно - но хорошие девочки умеют терпеть. Она - в особенности.
Ио - хмурая высокая девица, делящая с ней одну комнату, - не раз просила Вереска прекратить, а еще чаще и настойчивее - уйти. Шаман тебя погубит, дура, а ты ведь такая славная, хоть и идиотка. Одни и те же смыслы в разных словесных оболочках, тысяча и одна вариация запрета-просьбы бежать от колдуна с попорченной головой.
Вереск улыбалась и молчала. Не слушала и не стала бы слушать, только продолжала гнуть свою линию - упрямство с нехорошим злым оттенком.
Цветы лучше пуль, потому что точно знают, как нужно выжидать и выживать.
– Ты не хочешь прогуляться?
Голос - как сквозь толщу воды, но все равно выхватывает, вытаскивает из зачарованной полудремы на свет Божий, под цепкий темный взгляд Полоза, к душному запаху смерти десятка свечей. Вереск разлепляет глаза и внимательно - почти не моргая - смотрит на шамана. Копирует его змеиные повадки.
Во время приступов Ио не сдерживается и кричит о том, что цветочная девочка не видит, как на ней новым слоем кожи проступает чешуя.
Прогуляться?
Вереску не хочется. Ей хорошо так: в тепле, на жестком деревянном полу под нарисованными звездами, с саднящей расчесанной до красноты ладонью и босыми холодными ступнями. Согласие приравнивается к нарушению границ комфорта, а еще - к потере иллюзии того, что волшебная комната, к которой ведет единственная тропа, принадлежит только им.
Но кто Вереск такая, чтобы отказывать?
Кто она такая, чтобы отказывать Полозу?
Девочка медленно кивает и вместе с тем крепче сжимает шамана в объятиях, закрывает глаза: она пойдет с ним куда угодно, но прежде попытается невербально попросить остаться - большего ей не позволено.
Резкий запах прелых листьев и степенно наползающий холод Вереск приписывает своему воображению.
Бывает, словно весна нагрянет,
И манит неба цветной дирижабль.
Но разве мы крысы, чтобы покинуть
Этот корабль?
Профиль
67 сентября 17:36
ПОЛОЗ
шаман
ссылка на анкету;
хронология; отношения;
♦ статус: воспитанник
♦ место: видящие, тени
♦ диагноз: маниакально-депрессивное раст-во личности
♦ суть: летун
♦ метки в деле: I
Аватар
исписано стенок: 1138
вещицы на обмен: +598
Тягучее томление – предвкушение перехода. Из объятий Вереска – в медовые сети далёких мест, которые на самом деле не существуют. Полоз любит Ту Сторону, потому что любит ощущение тончайшей иглы, проходящей сквозь сердце – это Та Сторона паразитирует и пускает корни. Там наливают самый лучший кофе, Там воплощаются сны, Там время – не время, а только его призрак, который унесёт тебя туда, куда только пожелаешь. В любое твоё стремление. Утопия, без которой вскоре наступит мучительная асфиксия.
Полоз всегда стремился назад. Но пятиться мог только в размалёванные стены – Там же таких стен не существовало вовсе. Он не хотел обращать свою спальню в капище, а своих друзей в своих врагов. Он не хотел служить и не хотел хромать. Он – трус, который, как и все, бежит от ненасытной правды, однако, вместо дороги цветов, выбирает тёмный коридор, поросший шипами.
Без остатка сгорает на коже Верескова мольба.
Полоз говорит:
– Закрой глаза, – и сам опускает веки. Он знает, что девочка смотрит на него какое-то время перед тем, как подчиниться, но не знает, какому предчувствию она следует. Не захочет – он её заставит. Сломает, сломит волей, случайно и неосознанно, как мальчишка, который разбирает на части блестящего жука. Откуда мальчишке знать, что жуку больно? Будет больно…
(Нет!)
Они лежат на полу в цветных покрывалах, как два остывающих тела, укутанных в саван и пущенных на ладье в царство вечных грёз. Вместо погребального венка – запах мокрой коры и капли воска, которые оседают изморозью. Вместо прощальной песни – голос шамана, взметнувшийся к меловым созвездиям на потолке. Это всегда похоже на смерть. Ведь ты не знаешь, захочешь ли возвращаться.
Дождь бросается на стекло, как на амбразуру. Они долго не могут уйти, потому что мысли вьются кольцами, переплетаются мёртвыми телами и похожи на клубок рассерженных змей. Вереск не хочет, бунтует тепло её тела, сопротивляясь первому вдоху потустороннего ветра. Вереск изящно балансирует на грани. Усилие воли – баядерка пляшет на кончике ножа.
Только ты знаешь, что мы никогда – никогда! – не были там вдвоём.
Но, наконец, она чувствует, как по велению Полоза реальность рушится до шелеста листьев. Он бы рад доказать, что это прекрасно – вроде священных монист, сияющих древним золотом под ногами. И спелый ветер, который раздувает твоё пламя, а затем выедает из-под оплавленных рёбер твои угли до черноты. Угольки крошатся прахом и теменью забираются под веки, колют глаза всполохами красной ряби.
Наконец, Вереск может различить слова в песне Полоза.
Там, без неё, он совсем одинок – там без неё нет тепла. Одинок – чистая правда, пошлая и отринутая. Один под взглядами серодомных детей, один под чёрной паутиной голых ветвей. И Вереск слышит, как холод забирается в щели между чешуйками на теле шамана и гоняет внутри него песок. Этот звук похож на бесконечное путешествие камушка на дно колодца: оно не прекратится, пока камень не стешет себя об осклизлые стены. Вереск не хочет стёсываться. Она ведь славная. А он не сможет забрать её полностью, даже если коснётся заклятием её смеженных век.
Вереск ускользнёт, осыплется шёлковым лепестком – она уйдёт с ветром.
В какой-то момент Вереск действительно отслаивается. Дом отслаивается тоже. Песня шамана звучит всё тише, всё дальше, пока не рассеивается в воздухе. Ног Вереска касается стылая земля. Холод пробирает до кости, не слышно жизни. Над головой, прямо на куполе неба, распято Созвездие Коперника, который, так и быть, воссоединился со своей страстью. Страна Чудес густо поросла травой, из которой – Вереск узнала её! – скручивают самые улётные косячки. Вперёд убегает тело песочной тропки. Но Полоза здесь нет.
Вместе с Вереском отделилась и часть его - амулет-рыбка исчезает со змеиной шеи.
Крепко привязанный к кухонной табуретке,
Сидит безумец, который верит
Всему, до чего может дотронуться
(Его руки лежат на коленях)
ПрофильE-mail
725 сентября 21:41
ВЕРЕСК
где я теперь?
ссылка на анкету;
хронология; отношения;
♦ статус: воспитанник
♦ место: Меченые
♦ диагноз: гемофилия, паралич нижних конечностей из-за оссифицирующего миозита
♦ суть: прыгун
♦ метки в деле: I
Аватар
исписано стенок: 1699
вещицы на обмен: +534
I wish you felt me falling
I wish you'd watched over me
You said you'd wait forever
But I blinked
And the world was gone
Это было похоже на туманное наркотическое оцепенение.
Или на паническую атаку.
Колдовство наползало волнами - мнимые железные обручи потустороннего, поначалу такие большие, что могли вместить в себя всю комнату, сужаясь, стискивали грудную клетку до угрожающего глухого треска ребер; воздух пропитался резким запахом мокрой земли и чего-то гниющего, дышать было непередаваемо тяжело, до спазматических всхлипов больно - и Вереску стало страшно. Впервые рядом с Полозом.
Большие змеи сжимают объятия все крепче, если хотят кого-то убить.
Впервые шамана захотелось оттолкнуть.
Тело парализовало, под сомкнутыми веками расплывались цветные бензиновые пятна; нежелание уходить - куда бы Полоз не вздумал их увести - слишком поздно оформилось в пронзительный протест и прошло сквозь сознание длинной острой иглой. Вереск бы закричала, уперлась бы ладонями шаману в грудь, вырвавшись, сбежала бы в знакомый тихий простой мир, но...
Кто ты такая, чтобы отказывать Полозу?
Цветок никогда не может противиться смерчу, выдирающему его с корнем, как бы сильно он ни цеплялся за свой Дом.
Это все в твоей голове, дорогая. Страх сделал твою сказку кровавой.
Девочке показалось, что в комнате лопнула и стеклянным дождем осыпалась на пол лампочка. Это все в твоей голове.
Вереск сдалась - и мир схлопнулся в точку.
***
У Вереска бешено колотится сердце.
Реальность - ее новая реальность, картонная и похожая на рисунок, - вся расплывается в холодной голубой дымке. Распятый на пастельном сиреневом небе мальчик окропляет кромку горизонта кровавым молоком.
Где-то в выверенном до абсурдной идеальности пейзаже все-таки прячется критическая ошибка; Вереск чует ее, потому не может довериться Чудной Стране конопляных полянок и ошарашивающей тишины: под ребрами возле диафрагмы гнездится скользкое сомнение.
Звук свистящим грубым выстрелом приходит вместе с порывом колкого ветра: за спиной, разрывая мировое молчание, тонко переливается колокольчик, и слышится голос - обрывочный напев зачарованной песни человека, который должен был быть здесь, рядом.
Вереск оборачивается и смаргивает пустоту, а когда через долю момента смотрит себе под ноги, то уже не в состоянии вспомнить, кто она такая.
Девочка утопает в гудящей пустой неопределенности собственных мыслей. Где?.. Откуда?.. И - я?
Ее босые ступни мерзнут - откуда-то она знает, что мерзнут сильнее обычного, - а тропинка под ногами вьется песчаной змейкой. "Дороти, волшебные туфельки и дорога из желтого кир-пи-ча," - по-детски лепечет девочка себе под нос и делает широкий шаг в сторону сгущающегося тумана, за которым едва виднеются массивные, похожие на ведьм в темных объемных одеждах ели. Под ногой с хрустом разламывается пустой улиточный панцирь, и его осколок неожиданно болезненно впивается в кожу - она вскрикивает, инстинктивно сжимает руки в кулаки - и обнаруживает, что все это время на кончиках ее пальцев что-то балансировало. Что-то живое и теплое.
Девочка подносит раскрытую ладонь к глазам и, только увидев, чувствует намотанный на кисть в несколько кругов наподобие браслета потертый вощеный шнур - у деревянной рыбки-подвески в ее руках ювелирно вырезана каждая чешуйка, а необычайно живой взгляд - глаза в глаза - кажется неправильно умным.
Рыбка, желавшая быть замеченной, выскальзывает, утекает сквозь пальцы - шнурок натягивается и не пускает ее дальше.
Чужая вещица отчаянно рвется в Лес.
- Ты моя путеводная нить?
Бывает, словно весна нагрянет,
И манит неба цветной дирижабль.
Но разве мы крысы, чтобы покинуть
Этот корабль?
Профиль
829 сентября 20:02
ПОЛОЗ
шаман
ссылка на анкету;
хронология; отношения;
♦ статус: воспитанник
♦ место: видящие, тени
♦ диагноз: маниакально-депрессивное раст-во личности
♦ суть: летун
♦ метки в деле: I
Аватар
исписано стенок: 1138
вещицы на обмен: +598
Те же змеиные кольца: грудину едва не разламывает под тяжестью исковерканного пространства, но Полоз уверен, что это всего лишь очень крепкое приветственное рукопожатие. Может, для кого-то так оно и было.
Он не сразу понимает, что финишировал один – так много вокруг чужого сверхприсутствия, эта земля буквально соткана из отпечатков ног и лап. А поняв, не успевает спохватиться: Лес навязывает Полозу свои мшистые догмы.
Она здесь – поют косматые кроны, скоблят макушками небеса. Здесь, здесь, в шорохе травы, в перезвоне росистых капель, в курчавом влагой воздухе, которым так приятно дышать.
Они все здесь – Лес пригвождает Полозов взгляд прямо в багровый Коперников крест: ты убедись. Нет зверя хитрей и опасней, чем Лес.
Касание трав – лаской тысячи рук по вёрткому змеиному тулову. Всем своим существом он чует большую любовь, похожую на большое страдание. Может, кто-то и будет здесь страдать. Но не Полоз. Он прижмурится довольно и придремлет на коленях бугристой земли, свернётся пульсирующей ртутной жилкой. Подальше от болезного бодрствования. Заново наполнится запахом, цветом и звуком, но всё оно как-то исподволь, по-звериному чутко, потому что он теперь – оголённый нерв. Змеи чувствуют Вселенную телом.
И только потом вспомнит.
Вспомнит, что он-де мешочек, набитый костями и глупостями, то есть человек (в какой-то другой редакции, в редакции Дома) и здесь был не всегда. И стремился когда-то куда-то, на свет маяка, например – далёкого каменного циклопа с фонарём вместо глаза. Циклоп ослеп – фонарь не горит. Полоза у маяка сегодня никто не ждёт.
Холод скребёт под ребро.
Полоз хочет своё Долго и Счастливо. Из измерений, как из кусков материи, ваяет своё пёстрое полотно. Кроит по лекалам собственного смутного совершенства. И чисто по наитию – сшивает подобное с подобным: мантры и коноплю, рисунки на стенах и наскальные росписи, глиняные черепки и настоящие кости лесного зверья. Вереска и Рыбку. У обеих – слова, точно мыльные пузыри, на радужных блестящих боках – образа, которые ничего общего с действительностью не имеют. Обе любят клубничный зефир, и взбивать, как сливки, ресницами длинными воздух, и ломать об улыбки солнечный свет на спектры. Неповторимый узор на теле Полозовой хижины.
Он бы рад не покидать хижину вовсе. Или взять с собой. Но за тем поворотом кончаются сказки, вне Домовских стен магия не работает: там, куда они все идут, по шагу в день, затылок-в-затылок, горбатые больше не Ангелы, а Полозов вытравляют до хромоногих Двуногих.
Лес чует страх не хуже голодного волка. И протягивает к мальчику еловые ветви – с собой утянуть или сомкнуться на бледном горле.
Кто кого поймал тогда, у пруда, когда Ужик забросил удочку?
Рыбка-компас, рыбка-путеводитель всегда приводила к хозяйке местных озёр. Плыла рыбка в Рыбкины пальцы, кольца из раковин и янтаревых слёз, чётки коралловых бусин по тонким запястьям.
Только нету при нём теперь компаса – ни звенца цепочки, ни стрелочки. Только – эй, посмотри, все здесь – Коперник на мертвеющем синью небе.
– Видал, а?
Коперник кисточкой рисует на потолке комнаты кружок: вот Путеводная – самая яркая, самая большая звезда, лилово-багряная, как внутренности заката. Пользуйся, Полоз, не жалко. Ей оттуда всё видно, все дорожки до самого сердца Леса.
И Вереска видно тоже.
***
Рыбка-компас, рыбка-путеводитель всегда приводила к хозяйке местных озёр. Плыла рыбка в Рыбкины пальцы, кольца из раковин и янтаревых слёз, чётки коралловых бусин по тонким запястьям. Отдашь рыбку Рыбке – обеих не станет, и Лес не покажется таким уж заманчивым местом.
Рыбка плыла и звала за собой: по дорожке, между древних замшелых стволов, вдоль длинных-предлинных косматых полей, сквозь туманную рощу – да всё в те же пальцы. Пойдёшь за рыбкой, в конце концов упрёшься взглядом в чужой, подёрнутый ряской, взгляд. И будут там коралловые чётки. И лопнут беспокойством слова, как мыльные пузыри:
– Ты – не он.
Крепко привязанный к кухонной табуретке,
Сидит безумец, который верит
Всему, до чего может дотронуться
(Его руки лежат на коленях)
ПрофильE-mail
919 октября 23:46
ВЕРЕСК
где я теперь?
ссылка на анкету;
хронология; отношения;
♦ статус: воспитанник
♦ место: Меченые
♦ диагноз: гемофилия, паралич нижних конечностей из-за оссифицирующего миозита
♦ суть: прыгун
♦ метки в деле: I
Аватар
исписано стенок: 1699
вещицы на обмен: +534
Стелется дым и плавится дым,
Тянет на дно омут.
Прячься и ты.
Чужие следы ведут к твоему дому.
Рыбка уводит цветочную девочку столь глубоко, что та уже не знает, вернется ли назад, - но думать об этом рано, думать об этом нельзя, за-пре-ще-но; вся твоя жизнь и все твои воспоминания, все твое было-есть-будет незначительны, легко заменимы желанием уже не деревянной, но будто бы костяной, обрастающей плотью подвески сорваться с крючка, вернуться к своему дому.
Вереск не знает даже себя, уж тем более того, что рыбка плывет к Рыбке - не безопасным, но кратчайшим путем. Немеют от туманного скользкого холода пальцы и рвется юбка - тысячи рук Леса цепляются за Верескову одежду, за новый запах и цвет, оставляя себе памятные кусочки.
Девочка покорно идет туда, куда ее ведут, не задавая вопросов, блуждает как в бреду, спотыкается, падает и вспарывает ладонь - Лес пробует ее на вкус и, удовлетворенный, помогает подняться, сует под ноги твердую сухую землю. Он не размыкает объятия, но ослабляет хватку: туман стекает куда-то вниз, и Вереск видит сверкающие расплавленным серебром зеркала озер.
Рыбка остервенело дергается в сумасшедшем нетерпеливом припадке - вощеный шнур остро и грубо впивается в запястье, проворачивается и стирает кожу до горячего красного следа. Девочка неосознанно поджимает губы.
- Ты вела меня сюда?
Вереск недоверчиво оглядывается, поднимает голову к небу и видит сплетающиеся в сюрреалистический зеленый купол кроны деревьев - за свитыми в тугой узел ветвями не видно ни распятого мальчика выслушай-мою-исповедь-и-укажи-мне-путь (тихим эхом в голове добавляется обращение - Коперник - и беспамятную дурочку передергивает от смутного узнавания), ни перистых засахаренных облаков.
Шаг-вдох, милая, шаг-вдох; по-другому, кажется, и не получится.
Раз, два, три, четыре, пять, я иду тебя искать...
Шаг-вдох: чем ближе к кромке воды, тем ниже и реже острая неласковая осока. Девочка наклоняется низко-низко, омывает руки ледяной водой; ее направляющая стрелка, ее амулет-компас - тонкая связующая нить между здесь и там, нечаянно украденный карманный маяк - затихает неживой резной фигуркой со все еще человеческими глазами.
Вереск садится на белый песок, обхватывая руками голени, и упирается подбородком в коленки, бесцельно-механически сдирает солоно-бордовую корочку струпьев. Мировое молчание - гнетущая глухота, ни птичьего свиста, ни чужого дыхания, ни - смешно подумать, но все-таки - колокольчика.
Но звук снова приходит, и снова - резким громким всплеском: безмятежную гладь озера вспарывает черный блестящий гребень чьего-то плавника, заставляя девчонку вздрогнуть и кожей ощутить яркий след чужого присутствия.
- Ты - не он.
Нервный перестук четок - алые, как кровь, бусины, - и завораживающие красивые пальцы, нежный перламутр речного жемчуга: Вереск не может оторвать взгляд от взявшейся из ниоткуда (на самом же деле - бывшей здесь всегда) принцессы тихих заводей и омутов, только послушно склоняет голову в неуверенном кивке. Я - не он.
Что-то эфемерно знакомое мерещится девочке в смазанных чертах Рыбки, в затянутом тиной и ряской взгляде.
- Я тебя знаю, - говорит она, - я видела тебя однажды... Во сне.
В чужом сне, - поправляет то внутренне, что знает гораздо больше, нежели Вереск может себе представить, и слепящая вспышка мимолетного воспоминания о темных чешуйчатых боках, шраме и колдовстве поцелуем отпечатывается в уголке сознания.
Ей не хватает смелости, чтобы встать и сделать шаг навстречу, потому цветочная девочка простым неразумным жестом протягивает принцессе раскрытую ладонь.
- Это, должно быть, твое.
Бывает, словно весна нагрянет,
И манит неба цветной дирижабль.
Но разве мы крысы, чтобы покинуть
Этот корабль?
Профиль
1022 октября 17:08
ПОЛОЗ
шаман
ссылка на анкету;
хронология; отношения;
♦ статус: воспитанник
♦ место: видящие, тени
♦ диагноз: маниакально-депрессивное раст-во личности
♦ суть: летун
♦ метки в деле: I
Аватар
исписано стенок: 1138
вещицы на обмен: +598
Держать крепко, чтобы не ускользнула. Обнимать и отвлекать поцелуями, чтобы не вздумала умыкнуть рыбку с человечьими глазами. Честная игра: сделай вид, что мы тут счастливы, и, может быть, я тебе её отдам – слышишь, Рыбка? Высокие кроны глумились над тем, как сильно мальчик со шрамом не хочет домой – у него нет матери, которая позовёт, если он заиграется допоздна. И он заигрался. У него свои правила: я несвободен – и ты теперь несвободна, это любовь, именно так она выглядит, уж я-то знаю.
Держать крепко, чтобы приходила снова. Обнимать и отвлекать поцелуями, чтобы не учуяла лжи. Честная игра: сделаю вид, что я здесь счастлив, и, может быть, так оно и будет – слышишь, Вереск? Раскрашенные стены глумились над тем, как сильно мальчик со шрамом хочет уйти из дома – у него нет отца, который бы заставил бояться побега. И он убегал. У него своя правда: я ухожу, и ты теперь уйдёшь, это любовь, именно так она выглядит, уж я-то знаю.
Держать крепко, чтобы прирос намертво. Дышать в лицо ветрами, баюкать в высокой траве, чтобы никогда не проснулся. Честная игра: Лес подарит новую жизнь, а ты плати дань, и может быть, будешь счастлив – слышишь, Полоз? Другие дети глумились над тем, как легко мальчик со шрамом верит изнаночной лжи. У них своя жизнь: мы свободны, и ты должен быть свободен, это любовь, именно так она выглядит, уж мы-то знаем.
***
Почти успел.
Полоз следовал (душой, мыслью и телом) за Путеводной, не ведая, что она – сообщница Леса, и путь закончится только тогда, когда шаман проиграет.
– Это, должно быть, твое.
Рыбке немножко стыдно: она обманула. Но её стихия – отражение не воде, всегда перевёрнутое и неверное, поэтому она протянула свои прекрасные пальцы. Ей нельзя медлить, скоро Полоз будет здесь, и тогда ничего не получится, но она всё-таки не удержалась, и коснулась тёплой руки. Не удержалась, и ещё несколько секунд умерло:
– Моё, – если бы Рыбка умела улыбаться, то непременно бы улыбнулась.
Почти опоздала. С той стороны, откуда приходят Путеводные, показался Его силуэт – и Рыбка схватила амулет, раздавила, как жемчужину в ладони, и кто-то слизнул их троих с тела Леса.
***
Он просыпается. Свечи уже не горят, их дым пахнет ложью и мхом. Полоз вскакивает и тут же хватается за грудь, яростно скребёт голую пустоту: нет! – амулет исчез. Ужас глядит шаману в глаза.
Где он?!
Полоз шарит в темноте, опрокидывает свечи, грязные чашки и тени. ГДЕ?! Снова ощупывает себя дрожащей рукой, взламывает покрывальный уют, капает словами: где, где, где ты, где? Раз за разом пытается провалиться обратно, но Лес больше не приходит, даже двери Изнанки не поддаются. На себя, от себя, глупый! Полоз больно бьётся о реальность, костлявое тело слишком материально грохочет об пол, а затем слишком больно вцепляется в Вереска, чтобы вытряхнуть её из магического транса, прямо так – за волосы, с корнем, с потрохами.
– Зачем? – рычит змей в её пустые глаза, – Зачем ты это сделала?
Он трясёт девчонку, как куклу, словно надеясь, что из неё посыплются ответы, как мелочь из автомата с газировкой. Но она ничего не понимает. В одном ухе у неё по-прежнему звенит сухая листва, а в другом ещё не слышно Дома. Полозу хочется ударить, но пока что он бьёт словами.
– !
Он сам не понял, какое из двух имён выкрикнул, пока Вересковы запястья не проснулись под пальцами. И он увидел след: красную полоску на коже, прощальный Рыбкин поцелуй. И сам прижался губами к ранке, чтобы испить правду до дна. Лес ловит Рыбака на Рыбу.
– Прости, – шепчет в спутанные волосы Вереска, просит в голые её плечи, умоляет частый-жаркий пульс на девичьей шее. У неё будут синяки, много-много, кровит ступня и разодрана любимая юбка, но хуже всего – маленький шрам, оставленный шнурком амулета. Лес забирает Рыбаков из Дома, как наживку из банки – склизкой горстью, чтобы выбрать самого лучшего.
Лес насаживает Коперников на крючки.
Полоз прячет девочку от взгляда звёзд с потолка – кутает в покрывало и смотрит ей в лицо. Он видел её много раз, но теперь как будто впервые: черты тонкие и гибкие, как лоза, в них прописано усилие стебля, пробивающегося сквозь асфальт. Шаман жалеет, что увидел Вереска такой. Её лицо требует правды.
***
Он налил до краёв и сказал Вереску:
– Пей.
В бутылке давно не вино, но давай притворимся, что у нас тут серьёзный разговор. По душам. Он глотает прямо с горла, морщится, но молчит: давай притворимся, что у нас с тобой телепатия. Он попросил её остаться хотя бы на тот вечер и навсегда закрасил потолок красным – теперь они сидят в коридоре, под нарисованными шипами, чтобы не дышать свежей краской. Он подливает в непустеющий стакан – пол закапан тем, что уже давно не вино. Никто ведь не удивится, если на самом деле это чья-то жертвенная кровь? Мимо проходят калеки. Коридор задымлён от их взглядов, не спасает даже зажжённая сигарета. Кто-то просит прикурить – Полоз высекает огонь голосом:
– Уйди.
Но кто-то не уходит. И постепенно калеки сбиваются в стаю, чтобы послушать шамана. Кайя нанизывает ноты на струны гитары – это будет не сказка, это будет песнь. Слова той песни идут по рукам, как косячок, длинноволосые дети раскачиваются в такт у невидимого костра. Под потолком всходит невидимая луна.
.
ПрофильE-mail
1130 октября 01:22
ВЕРЕСК
тень беды на твоих плечах
ссылка на анкету;
хронология; отношения;
♦ статус: воспитанник
♦ место: Меченые
♦ диагноз: гемофилия, паралич нижних конечностей из-за оссифицирующего миозита
♦ суть: прыгун
♦ метки в деле: I
Аватар
исписано стенок: 1699
вещицы на обмен: +534
Вереск никогда бы не подумала, что делает что-то неправильно, - ни сейчас, ни в каком-либо временном отрезке до/после. Безоговорочно доверять Лесу, его потусторонним маячкам - плывет рыбка в Рыбкины пальцы - и с легкостью отдавать то, что тебе не принадлежит (чужое сердце в цепкой русалочьей хватке, но ты же ничего не знаешь, глупенькая), - все это так же естественно, как...
Как целовать Полоза и пить серебристую вязкость чужих снов.
- Мое.
Рыбка чуть медлит с ответом, бросает взгляд куда-то в сторону и меняется в лице: изломанные резкие линии, остро ощутимая плотная опасность неживого - это мало похоже на улыбку и вместе с тем не может быть ничем иным.
Касание ее холодных пальцев - смазанное, почти случайное - растекается электрическим разрядом по венам, прожигает изнутри почти насквозь - сладко-больно, и хочется в страхе отдернуть руку, только вот смотрит Рыбка так, что нельзя и пошевелиться.
Злой предсмертный треск сухого трухлявого дерева: все-таки не принцесса, а немой чертенок из самого глубокого омута, весь в перламутре, сладко пахнущий гнилью и застоялой водой, разламывает пополам не только свой амулет (так не достанься же ты впредь никому), но и целый мир.
Вереск несобранно думает, что то прикосновение было чем-то сродни божественному, пока все вокруг тонет в густой молочной дымке - не остается ни зрения, ни слуха, ни разума, только набор зацикленных обрывочных мыслей.
Цветочная девочка идет ко дну, так и не успев понять, что упала в воду.
***
Возвращайся домой, агнец.
Вереску хотелось бы, чтобы это было похоже на невесомость - саднящие синяки-раны и слишком хорошо осязаемый след Леса, попробуешь ухватиться - порежешь пальцы о высокую траву, а больше ничего и нет, только белесая мгла, пустая и безлюдная.
Возвращайся Домой.
Она все равно цепляется за него, просит и умоляет - искренне, бессознательно: глупой девочке только бы еще немного волшебства, совсем чуть-чуть, не больше одной горсти! Разве это сложно? Разве?
Из трясины Вереска вытягивают за волосы (как же иначе?), ее с головой накрывает одеялом чужого слепого гнева.
Кто сказал, что дети цветов не умеют злиться, не умеют бить и кричать?
Возвращайся.
– !
Вереск содрогается и громко хрипло вдыхает, пробуждаясь, вытягивает руки вперед в попытке отстраниться от - кого? Только Полоз сильнее, много сильнее, ее запястья под его пальцами фарфорово-кукольные, хрупкие - как здесь вырваться, как не принять жаждущий не ее, но изнаночной (не)правды поцелуй?
Понимание, такое полное и такое чистое, тяжелым камнем гнездится у девочки над сердцем, сминает грудную клетку острой нездешней болью - ей не выдержать этого, нет-нет-нет, как не выдержать и сбивчивых извинений шамана, как не выдержать его взгляда.
Вереск дышит часто-часто, поджимает и кусает губы, но лицо все равно мокнет и опухает; поперек горла встает горький ком.
Дура. Дура. Дура.
На Полоза она смотрит серьезно, по-волчьи: эй, милые куклы вроде тебя не должны делать так, знаешь же?
Розовые воздушные замки, целиком из сахарной ваты, переливающиеся цветом мыльные пузыри - все рушится, лопается, опадает на землю.
Все это не более, чем декорация.
***
Вереску противно.
Противно пить, противно слушать Полозово молчание, противно думать о багряном потолке, заменившем звездное небо.
Она терпит, потому что от нее все еще этого ждут, но по какой-то из внутренних оболочек проходит надлом, идеально отражающий форму шрама, что носит шаман на собственном теле.
Вереск пьет почти залпом - в два-три глотка - и ухмыляется, пока никто не видит: где только научилась, у кого?
Когда калеки сбиваются в стаю, она - опьяненная и странно счастливая, глупышка, что с нее взять? - кладет голову Кайе на плечо, слушает ее Песнь. Костер разгорается ярче с каждым аккордом, круг становится теснее, а Полоз - дальше, прячется от полоумных хиппи в темный угол, скалится, чтобы не смели ворошить змеиное гнездо.
Ищет Вереска взглядом.
Давай притворимся, что у нас с тобой телепатия.
У Вереска кружится голова и смазываются картинки перед глазами. Она чует остатки чужого сна.
Черной тенью над девочкой нависает Ио, обеспокоенная, склоняется над ней, прячет под свои темные заботливые крылья.
- Знаешь, верески тоже сбиваются в стаи. Верески образуют целые пустоши.
Давай притворимся, что у нас с тобой телепатия, потому что я сказала это достаточно громко, чтобы ты услышал.
Бывает, словно весна нагрянет,
И манит неба цветной дирижабль.
Но разве мы крысы, чтобы покинуть
Этот корабль?
Профиль
124 ноября 20:56
ШАМАН
сказки на ночь
ссылка на анкету;
хронология; отношения;
♦ статус: воспитанник
♦ место: видящие, тени
♦ диагноз: маниакально-депрессивное раст-во личности
♦ суть: летун
♦ метки в деле: I
Аватар
исписано стенок: 1138
вещицы на обмен: +598
Лишь цветы тянулись до звезды
Смертельной красоты.
Там, где верески сбиваются в стаи, пьяные шаманы тяжело переживают зиму и никогда больше – никогда, слышишь? – не гадают по звёздам.
– Говорят, с тех пор он не улыбался.
Брешут. Там, где верески образуют целые пустоши, шаманы остаются ни с чем. Под громкие Кайины песни каются полумолча-полукрича, раскачиваясь из стороны в сторону, как маятник, и бесконечно тоскуют. Выращивают цветы: на подоконниках, под кроватями, на шкафу в черепах собственных скелетов. Маленький Лес на ладони. Кайя ухаживает за ним неумело, Кайиных песен мало: Полоз греется у неё на груди, но больше не спит так крепко, как раньше. Так, чтобы шагнуть за грань, «выпасть» в пасть чёрного Леса.
Там, где верески наконец горчат, шаманы кладут в чай слишком много сахара и иногда варят карамель. Рыжую, как осенний лист на солнце, и пахнущую точно так же – как вчерашний день, как крылья бабочки, которой снится, что она – Чжуанцзы.
– Говорят, однажды он не проснулся.
Однажды – это вчера или завтра. Время, зажатое в кулаке – не узнаешь, пока не раскроешь ладонь. Но ведь не раскроешь: вдруг осталось всего ничего, скажем, секунд десять-пятнадцать? Страшно. Прямо как приступы Ио – она, конечно, была права, но всё равно страшно, когда в ней закипает что-то, пока шипит через край и губит вересковы поля: Вереск по утрам вытирает с пола ядовитую смоль – всего лишь разлитый кофе, а страшно. Кофейные лужи – окна в грядущую ночь.
– Рассказывают, будто он потерял своё имя.
Потерял. То, изнаночное – имя нездешних троп. К весне сошла змеиная кожа, травили всем Могильником, кололи и мучили, а она всё равно утекла в водосток: ржавчина на белом фаянсе, как кровь. Нового не наросло: ни имени, ни сущности. Остался шаманом, с маленькой буквы. Остался в колодце из серых стен. Свыкся. Притёрся. Запах сырой штукатурки, голоса в дымоходах, жёлтая лампочка под потолком. И только в Самую Длинную на стенах прорастали шипы.
***
Рассказчик замолк. Спальню придавило прокуренной темнотой. Рассказанные сказки шуршат под ногами, как пустые обёртки. В стакане Сороки-Вороны ещё что-то есть. В темноте, точно кофейная гуща на самом донышке – жрёт отражение и не пахнет ничем. Выпил слишком много. Спирт убил все запахи напрочь. Видящий ставит стакан под кровать, чтобы завтра убедиться, что память у водки, как у воды.
Он уже слышал эту сказку. Только, кажется, в прошлом году потолок перекрасили в жёлтый, а Коперник упал с креста. Слышал. Сколько раз? И каждый раз оказывался слишком пьяным, чтобы спросить:
– А маяк всё ещё там?
.
ПрофильE-mail
RSS • Atom
Тему просматривают (Гостей: 0, Пользователей: 1) Читатель
Тема закрытаСтраница: 1
» home'ostasis » темная сторона » Тротиловые сказки
создать форум
Пустые гнезда. ГП. GIII [FRPG] THE TWILIGHT SAGA Marauders: Lost Generation Durmstrang: Legends of the Frost ВИКИНГИ Школа магии Тибидохс и возмездие демона Дозоры: Тайна сумрака HG: End of an Era Fairy Tail: Not the Time for Dragons HP: Sede Vacante New-Detroit life: Felidae coke Поисковое продвижение сайта